Фигуры речи

Диакон и Маргарита

Количество фанатов «Мастера и Маргариты» огромно. Даже диакон Кураев признаётся, что мог цитировать роман целыми страницами. И он здесь не одинок: может, и не страницами, но уж абзацами ММ цитируют, наверное, (тыщи? миллионы?) людей (что говорит нам о неоднократном прочтении книги с большим вниманием). Но что там так уж интересно читать? И что больше всего цитируют?

Не знаю, как все, но я лично при двух прочтениях из трёх совершенно пропускал, например, встроенный «Роман о Пилате» или какой-нибудь нудный «бал у сатаны»; и наоборот, перечитывал по два раза всё самое интересное: про магию и её разоблачение, про наказания всяких подлых буфетчиков-отравителей, про мужественного Арчибальда Арчибальдовича, хладнокровно выносящего балыки из горящего дома…

Непонятно было только, что делать с самими Мастером и Маргаритой. С одной стороны, они как бы в середине сюжета, а с другой – всё у них как-то вяло, неубедительно (вся их любовь-морковь). Вроде как чисто из уважения к любви-моркве читать и надо, но ведь скучно. А мы все больше любим, чтобы было весело. Точнее, увлекательно. Чтобы был сюжет, какое-то развитие, юмор, присядки, колядки, кто-то кому-то весело даёт в ухо… Да, и чтобы вообще было более-менее понятно, о чём речь. А то все эти мутные метафоры как-то напрягают: «он не заслужил свет, он заслужил покой», «рукописи не горят», Кант, немцы всякие… Пишут, пишут, голова пухнет; а так, чтобы по-настоящему, – это нет!

Сейчас, однако, многие вещи становятся понятнее благодаря разъяснениям Кураева: и причины огнеупорности рукописей, и общая «постмодернистская» схема романа (Иешуа выдуман Воландом, и эта выдумка записана Мастером, а потом выдумка просит своего создателя упокоить посредника-Мастера), и даже атеизм Льва Толстого.

Да, ну так вот и вопрос, наконец. Постепенно мы всё лучше начинаем понимать устройство «Мастера и Маргариты», всякие внутренние сюжетные пружины и «экстралингвистические факторы». Но начинали-то мы читать (в 70-е, 80-е годы) роман абсолютными философско-христианскими профанами! Так откуда же в то, советское время возникло такое количество поклонников, почему роман так понравился и был разнесён на цитаты, почти как "Горе от ума"?

08.02.2015 , М.Г. (stopkran)

Комментарии

Марина 18.02.15 22:00:49

Конечно, в романе, в первую очередь, увлекает сюжет. Все эти фантастические, непредсказуемые события, развивающиеся в Москве 30-х годов, яркие образы («Два глаза упёрлись Маргарите в лицо. Правый с золотою искрой на дне, сверлящий любого до дна души, и левый – пустой и чёрный, вроде как узкое игольное ухо, как выход в бездонный колодец всякой тьмы и теней. Лицо Воланда было скошено на сторону, правый угол рта оттянут к низу, на высоком облысевшим лбу были прорезаны глубокие параллельные острым бровям морщины. Кожу на лице Воланда как будто навеки сжёг загар») захватывают более всего. «Роман о Понтии Пилате» не так интересен, я бы сказала, скучен, но поначалу его главы создают интригу! Хочется, ведь, узнать, зачем автор их вставил, какое отношение вообще имеет эта древняя история к 20 веку.

Читая роман (любой, не только «Мастер и Маргарита»), мы соотносим себя с героями, свой мир – с их миром. Всегда интереснее читать, когда мы в книге находим портреты самих себя или своих родственников, друзей, знакомых. В «Мастере и Маргарите», казалось бы, ну очень фантастической книге, мы можем найти что-то не по наслышке нам знакомое. Например, «Женщины наскоро, без всякой примерки, хватали туфли. Одна, как буря, ворвалась за занавеску, сбросила там свой костюм и овладела первым, что подвернулось, – шелковым, в громадных букетах, халатом и, кроме того, успела подцепить два футляра духов». Да, да! Примерно так женщины и девушки себя и ведут в магазинах во время больших скидок и акций. Мы либо узнаём в этом себя и смущаемся от этого, либо узнаём других и смеёмся над ними, потому что потом, как известно, все наряды мгновенно исчезли, и женщины остались на улицах в одном нижнем белье. А нас в глубине души радует, что эта нездоровая женская мания оказалась высмеяна. Или же, например, мы ставим себя на место Понтия Пилата и вместе с ним переживаем сложность выбора. Каждый думает: «А как бы я поступил? Смог бы я сделать то, чего не сделал Пилат – победить собственное малодушие, страх перед чужим мнением, перед потерей власти – и помиловать Иешуа?»

Конечно, нельзя не учитывать и язык и стиль романа. Если бы Булгаков не рисовал перед нами такие живые образы (например, описание внешности Воланда в первом абзаце), если бы диалоги не были бы так естественны, то читать было бы не интересно, несмотря на узнаваемость персонажей и самые невероятные повороты сюжета.