Два неосознанных желания в фантастике

Рассуждения о чудесах, возникшие в день Пасхи

Не знаю, можно ли их назвать архетипами. На всякий случай пока не буду называть никак.

1. Первое и самое очевидное желание – «уехать». Человек садится в звездолёт и летит для начала к Проксиме Центавра. Хотя для начала он из пушки стрелялся на Луну (Жюль Верн), потом полетел к кольцам Сатурна (напр., Азимов). Но это неважно. Потому что и то, и другое, и третье устарело. Ну, долетели до Центавра. Потом до середины Галактики. Потом до Магеллановых облаков. А дальше куда лететь? Даже самые тупые читатели начинают подозревать здесь наличие «дурной бесконечности». Самое главное чудо во всех этих перемещениях – преодоление скорости света или, ещё надёжнее, переход в отдалённые уголки Вселенной через «гиперпространство». И это «чудо» настолько очевидно тупое, что давно уже перестало быть чудом, стало общим местом современной фантастики, никто такому «чуду» уже не рад, читатели воспринимают его как нечто само собой разумеющееся.

Межзвёздные перелёты как таковые никакого отношения к желанию «уехать» не имеют. При реализации этого желания самым важным является место, куда человек попадает (по своей или чьей-то чужой воле). Это, прежде всего, планета. Пусть маленькая, не очень приветливая, но своя – без кучи загаживающих её людей и заводов. Желание начать всё с чистого листа, сбросив хвост грязи, тянущийся за человечеством (или какой-то его частью), – вот что такое это «желание уехать».

Ярче всего оно эксплуатируется не в межзвёздной фантастике, а в идее «параллельных миров». Например, у Саймака: человек смотрит на спираль, бегущую по вращающейся юле, и незаметно оказывается «в другом мире»; или его переносят в другой мир какие-нибудь Цветы; или он оказывается там просто усилием воли. Но как бы он туда ни попадал, тот, другой мир неизменно оказывается лучше нашего: свободнее (людей там нет или значительно меньше), чище (заводы там чиста электронные и ничуть не дымят), правильнее (если люди есть, их сообщество организовано на порядок совершеннее нашего). Тоска по совершенному миру, райскому саду с молочными реками и кисельными берегами – вот что такое это желание.

2. Желание власти. Если уж не удаётся быстро и безболезненно уехать в рай, то желательно герою обзавестись какими-нибудь нетрадиционными возможностями, чтобы успешно выживать в нашем несправедливом и грязном мире. Лучше всего – просто магия, в чистом виде, как у Хоттабыча: щёлкнул пальцами – и посреди улицы возник дворец. А во дворце куча золота. Но тогда очень быстро на золото слетятся злые, жадные люди, а среди них могут быть и такие, которые тоже умеют щёлкать пальцами (или гнуть их). Тут не будет лишним для героя умение очень быстро (желательно нечеловечески быстро!) вращать двуручным мечом – разумеется, полученное не путём долгих тренировок, а таким же чудесным образом, как и дворец Хоттабыча.

Более надёжный уровень власти над людьми – это, конечно же, чтение мыслей. Таким способом можно заранее узнать о приходе злого волшебника (или наезде криминальной группировки) и перенести свой дворец с золотом в другое место (опять желание уехать – от проблем!). А ещё лучше – сочетание разных необычных возможностей у одного человека (или группы единомышленников), в основном, реализованное через образы всяческих мутантов – у того же Саймака, или, гораздо сильнее, у Ван Вогта («Слэн», «Шелки»), и даже у Стругацких («Жук в муравейнике»).

Вообще-то приведённые примеры совсем не являются уникальными. Образ главного героя, превосходящего окружающих своими необычными возможностями, – основа 95% фантастики, сказок и «фэнтэзи». В процессе чтения мы (отождествляя себя с героем), в основном, наслаждаемся именно властью над другими людьми, в обычной жизни нам не доступной.

3. Из чего же состоят оставшиеся 5%? Это, прежде всего, самая «фантастичная» фантастика – гофмановские фантасмагории. Такие как «Улитка на склоне», «Пикник на обочине», фильм «Господин оформитель» – по методу песен чукчи («что вижу, о том пишу»), «поток подсознания», нечто тайное, страшное и безобразное. Или безОбразное?.. Трудно вычленить в таких произведениях какие-то отдельные архетипы, потому что их там может быть целая куча мала, и ни один из них не является обычно сюжетообразующим.

4. Интеллектуальная фантастика. При чтении мы не попадаем в рай, не наслаждаемся необычными возможностями героя и даже не особенно страдаем вместе с ним. Мы разгадываем загадки, как в детективах. Или просто философствуем. Лидер этого жанра, пожалуй, – Станислав Лем. Хотя в той или иной степени любят порассуждать о «загадках мироздания» и «равновесии» все серьёзные фантасты. В каких-нибудь «За миллиард лет до конца света» (Стругацкие). Или «Сами боги», парадоксы логики роботов (Азимов).

5. «Социальная» или «политическая» фантастика. Типа «мы за реализм», а фантастика – лишь внешняя форма, условность, как у Салтыкова-Щедрина и Свифта. Это какие-нибудь «Хищные вещи века» (чего там вообще фантастического?), упадочнические «Марсианские хроники», «Аэлита»... Если вспомнить ещё об отвратительном больном Оруэлле (хотя лучше было бы сделать вид, что его вообще никогда не было), то смело можно этот раздел из «нормальной» фантастики выкинуть.

6. В увлекательной книге, которую интересно читать, разумеется, всё это намешано вместе. Но чаще всего именно в таких пропорциях: 95% – добрый молодец с большими кулаками (или мозгом) и 5% – всё остальное: мудрость Вселенной, ужасы, райские кущи, сатира, политика, любовь-морковь...